Лихтенвальд из Сан-Репы. Том 3 - Алексей Козлов

– Ё…й пингвин – тебе товарищ! – радостно подхватили в один голос плащи и заволокли его за ноги в чёрную машину.

Глава 9. Выходные

Не за горами было прекрасное субботнее утро, не предвещавшее никаких новых сюрпризов горожанам. Вчерашний инцидент был забыт. Вечером Гитболан побранил участников психической атаки за самомнение.

Кропоткин раскладывал пасьянс. Карты Таро показали несчастную любовь, неудавшуюся карьеру, казённый дом и скорый конец в автокатастрофе. Для начала – неплохо!

Нерон не занимался ничем. Из того, что обязаны уметь все взрослые люди, он в общем-то ничего не умел, и сейчас предавался полному безделию, то есть не занимался варкой, жаркой, замешиванием теста, молотьбой, помолом, просеиванием, ручной и особенно машинной стиркой, вязанием, склеиванием разбитого накануне барахла, строительными работами, починкой ветхих штанов и рубах, онанизмом, рисованием на стенах, черчением, писаньем, стрижкой бороды (за неимением), возжиганием огней святого Эльма (к чему он был очень предрасположен), раскроем ткани и черепов, рыбной ловлей, уходом за газоном, сбором плодов, поливом растений, переносом предметов из частных владений в общественные и наоборот. Единственное занятие, которое Нерон смог себе позволить – это заняться маникюром ногтя. Да ещё пару капканов на милиционеров поставил. А так Нерон в этот день ничего не делал.

В телевизоре резвился патластый виолончелист. В Берлине он играл на органе из швабских сосисок, на английском рожке из кислого теста, а закончил всё игрой на треугольнике из гуано и сливочных кизяков. Над городом Вшивенбергом летали надувные ситные шары, и голые девки на велосипедах клаксонили и сбрасывали в толпу гнилые парики и куски разноцветного целлофана. Новости.

«Совсем с ума сошли, гниды! Развлекаются! Когда они сжирают порцию суши, я только начинаю угрызать сушку. – подумал Нерон, – Надо написать Марте».

«Клошменбург, Бубликенштрассе 666, пост-оффис 3—2—2—2—3—3. Бабуле Марте» – вывел он на бумаге.

И так бы продолжалось и далее, если бы Гитболан не подал зычную команду:

– Нерон! Заводи лошадей! Едем!

– Куда? – растерялся Нерон, – Шеф, утро ещё! Петухи спят!

– Это в Нусекве петухи спят! Не задавай глупых вопросов! В дорогу!

И странная троица растворилась в воздухе.

А где были бабы в это время мы так и не узнаем.

Цокот прошёлся левой стороной улицы и стих.

Все поёжились.

Глава 10. Подведение итогов

Вечером Гитболан сидел в японском халате на положенном месте и бранил пристыженного Нерона, который стоял перед ним, как школьник перед доской, всё время потирая якобы повреждённую ногу. Кропоткин стоял тут же и тоже тёр ногу, только другую, целую.

– Я не понимаю, – говорил он, как, несмотря на мои неоднократные просьбы и приказы, не была обеспечена полная конфиденциальность нашей поездки. Что вы ведёте себя, как малые дети, господа? Ставка больше чем жизнь! Я не понимаю! Как так можно?

Нерон мялся, и если бы не встрявший в беседу Кропоткин, который ловко увёл разговор в другую сторону, неизвестно, до чего дошёл бы рассерженный Гитболан.

– Давайте я вам лучше расскажу нечто более интересное! Свой рассказ я мог бы назвать так: «Казнь соглядатая», – начал ранее молчавший, но вовремя пробудившийся Кропоткин, – Слушайте! В бытность мою в хрупком подростковом возрасте я учился в гимназии в некоем городе, названия которого у меня, как и Сервантеса нет совершенно никакого желания припоминать. Городишко был надо сказать гаденький, хотя и довольно приличный по размерам. Гаденький, как гаденьки большинство подобных ему городов. Улицы были серы, чем занимались жители, никто никогда не узнает, даже истязая горожан адскими пытками. Количество жлобов в городе удваивалось каждые десять лет, люди приличные вымирали или исчезали. В гимназии нравы ничем не отличались от нравов, господствовавших в иных заведениях этого города, не отличались они и от нравов, господствующих сейчас в современных школах. Такая же гадость, только с греко-латинским уклоном! Поощрялось позорное доносительство. Я долго не мог определить, кто же гадит в нашем юном огороде, пока наконец случай не позволил мне этого сделать. Я вычислил доносчика дедуктивным методом. Я вывел доносчика на чистую воду. Он стучал на нас преподавателю Закона Божьего, который не имел никакого отношения ни к закону, ни к богу. В общем, мы решили проучить наушника по-божески. Когда рядом не было ни одного учителя, я попросил лишних выйти из класса, а сам вместе с товарищами завалил предателя на парту и кричу: «Саша! Дави на живот! Сильнее!». Саша старается, давит, что есть силы, а я шведскую спичку у задницы доносчика запалил, и у несчастного доносчика сквозь штаны ударила голубая струя! Человек-ракета! Фон Браун освоил законы реактивного движения гораздо позже, чем мы. Это ведь было уже в позапрошлом веке. Испугался нечестивый гимназист страшно. Даже заверещал: «Горю! Горю!» Он чуть на луну не улетел, стукач чёртов! Кстати, знаете, какую он носил фамилию?

– Какую? – спросил Нерон.

– Сосюсюкин! Не правда ли, вполне современная фамилия? Я бы не удивился, услышав у какого-нибудь гнилого мэра в кабинете такие слова: «А где у нас товарищ Сосюсюкин?».

– Ты мстителен, как кобра! Соцкин! Моцкин! – завистливо пробурчал Нерон.

– Но справедлив, как ураган! Месть – лучшее оружие язычника. Если бы люди, доставляющие нам неприятности, знали, что за это их постигнет неминуемая кара, неважно какая и от кого, они бы задумались, прежде чем осуществить свои каверзные замыслы! Всё! Я пошёл спать!

И они расстались для видимости.

А в фойе номера скоро шёл примечательный разговор задумчивого Обломова с живчиком – Николаем Островским.

– Ну, ты и даёшь! Паклина с Каплиным спутал! Видел – за нами наружное наблюдение из внутренних органов.

– Как не видеть? Видел! Да, здесь Клондайк для алхимиков! Добыча сапропеля будущего! Фекальное золото! Земляника шахт! Двое было в машине, один прятался за занавеской в противоположном окне.

– Что это за пьяница, у которого изо рта сивухой не пахнет, а манеры столь изысканны, что впору аристократам из лучших домов не знаю чего? Не пьяница это, а сексот с вшитым в кадык сотовым телефоном и ампулой цианистого пургена в ухе!

– Он может сказать что-нибудь вразумительное? – сказал Нерон, рассматривая говорящую голову на экране. Я не могу объяснить такое косноязычие даже неразвитостью его мозга. Такое впечатление, что мы имеем дело с приматом.

– По-моему налицо феноменально классическая картина а – типичного геммороя! Больной в коме! Надеемся на исход! Сыворотка ещё не выдумана! К сожалению!

Судьба губернатора была предрешена.

В двенадцать часов пополудни каким-то таинственным способом он исчез из своего кабинета, а в четверть первого его пронесли по длинному коридору на втором этаже гостиницы.

Губернатор вырывался и кричал, что такого произвола и самоуправства, пока жив, не допустит. Но Кропоткин с Нероном так стремительно пронесли его по коридору, что он и крикнуть толком не успел, как тяжёлая дверь затворилась. В последний момент он цепкой костистой лапкой зацепился за притолоку, но Кропоткин укусил его в руку, в результате чего тот взвизгнул, а притолока была оставлена. Гитболан слышал из другой комнаты возню и спросил:

– Что там творится, господа студиозусы?

– Свинью поймали! – ответили ему в один голос неуловимые бздители.

– А почему свинья говорит человеческим голосом?

– В школе научили! Грамоте её научили, арихметике, выговаривать буквы научили, бляди. Бесплатно! В школе! Педанты! Им не смысл нужен, а зубрёжка, нах! Аз, буки, хер, зело, ферд! У Карла Маркса украли факсы! Кал у Карла украла Клара!

– Да уж! У Карма Ларкса украли фиксу! В теперешней школе ничему хорошему не научат. Если и научат, так это пить, курить траву и трахаться четыреста семьдесят двумя способами!

– И курить двенадцатью!

– И пить семью!

– Так убей эту свинью поскорее! Мы давно без кровавых бифштексов обходимся, а собственно говоря, почему? Почему, я вас спрашиваю?

– Нельзя, шеф!

– Почему?

– Свинья – священное животное! Срочно нуждается в нашей защите! Занесена международной организацией в Красную Книгу Рекордов Гинесса.

– Демагог и басурманин! Возьму в рекрутчину, если не опомнишься! Шпицрутенами исполосую до коликов!

– Всё-всё-всё! – забормотал Кропоткин, переходя на свирельный оркестровый свист, – я понял без подсказок. Не надо!

– Начинаю допрос! Итак, – начал с резюме Нерон, – Господа невидимые судьи и виртуальные пристяжные на отлёте! Я бы не стал обращаться к вам, если бы не знал о вашей природной предрасположенности к доброте и склонности к филистёрству. Но насколько ваша доброта будет логичной, если вы проявите её по отношению к этому растленному типу, пребывавшему губернатором такого большого города и натворившему кучу дел, которые не могут расхлебать сорок сороков следователей в разных районах Патарстона.., – и Нерон внезапно открыл пасть и зарычал: